Друг рассказывает:
«Когда я был еще «мелкий», года четыре или пять, меня отдали старикам. Вернее, деду с бабкой. Меня и еще троих, чуть старше. Зачем нас отдали, я уже не помню. Но зато хорошо помню одну вещь: старики всегда были сытые. То есть, они от всего отказывались. Особенно от сладкого. И я думал: интересно, а почему они не любят сладкое и не хотят даже попробовать ничего из того вкусного, что появлялось у нас в доме. Иногда.
Например, они не любили конфеты. Никакие. Даже шоколадки. Даже Мишку косолапого. А еще им не нравился лимонад. Никакой. Даже Буратино.
Да что там Буратино! Они даже мороженое не любили. Да и вообще – что бы я им не предлагал, они от всего отказывались.
Вот бабуля. Я ей протягивал мороженое и говорил:
— На, сделай первый кусь.
А она улыбалась и отвечала: «Ешь сам, я не хочу».
А дед, помнится…
Он приходил всегда поздно. Усталый, замотанный. Он работал на лесопилке и от него всегда пахло деревом.
Вначале, перед тем как зайти домой, он долго отряхивался во дворе. Вешал на забор рубашку, рукавицы. Потом шел мыться.
У нас в саду стоял душ. Дед сам его сколотил на скорую руку. Сверху был установлен бак. За день вода в нем нагревалась на солнце и дед там мылся, смешно фыркая носом. И пока дед мылся, бабушка собирала ему на стол то, что осталось от нас. Она собирала все в одну сковороду и грела. И дед потом, с мокрой еще головой, садился за стол и с аппетитом все это ел. Я подсаживался к нему и спрашивал:
— Дед, а почему ты всегда ешь остатки? Ты что, не любишь свежее?
Он в ответ добродушно смеялся и кивал головой.
— Аха, я только такое люблю.
И съедал все до последнего кусочка.
И не сказать, чтоб мы жили бедно или голодали там. Нет, такого не было, так что нагнетать не буду. Но и не шиковали особо. Времена были такие. Тогда никто особо не жировал. Буржуев, как сейчас, не было. Все жили примерно одинаково. То, из чего вырастали старшие, донашивали уже мы – мелюзга. Да и вообще, вещи не выбрасывались. Все шилось, перешивалось, латалось и штопалось…
У бабули была машинка с ручкой. Ее можно было крутить. И была там еще иголка, которая скакала вверх-вниз, и в которую надо было продеть ниточку. У бабушки глаза уже плохо видели и она звала меня – чтоб я помог.
И были живы еще фронтовики. Они еще работали. Кто шоферил, кто ходил за скотом, кто сеял и жал в полях и совхозных садах.
Был у нас и поселковый магазин. Скромный такой. Как игрушечный домик. Там продавали хлеб. Двух сортов. Белый и серый. Белый был батон, а серый – кирпич. Водку еще продавали по три шестьдесят два. И разные вина. «Бормотуху» там. Портвейн.
У магазина сидели местные алкаши. «Стреляли» мелочь у прохожих. Просили:
— Дай рубь, если не жалко.
Кто-то давал. Тому улыбались. А кто не давал, того материли. Но тоже, без злости. Так, по привычке. На них не обижались.
…Так вот, насчет стариков. О том, что они всегда ходили сытые и отказывались от всего такого… Как это сегодня называется? Десерт? Не было у нас тогда никакого десерта. Вернее, он был. Сосулька какая-нибудь. Отломишь такую с ветки и сосешь. И ничего. А еще была жвачка. Березовая. Отколупаешь такую со ствола и жуешь. И тоже вроде ничего, пойдет.
Я зачем про это заговорил…
Гулял я недавно со своим трехлетним внуком по парку. А там тетка какая-то мороженое продает. Купил я, значит, пломбирчик и протянул ему. А он мне:
— На, дед. Сделай первый ням.
А я на автомате:
— Ешь сам. Я не хочу.
И тут словно током меня шибануло. Я аж остановился. Показалось, где-то я уже такое видел. Ну бывает же, зависнешь на секунду и пытаешь вспомнить. А может, во сне привиделось? Как оно там по-умному называется? Дежавю что ли?
И вот вспомнилось мне.
Зима. Ночь. Мороз на улице. Пес наш забился в дальний угол своей конуры, свернулся там калачом и даже не лает. На стекле оконном узоры разные застыли. Замерло все. А дома тепло. Дрова в печке потрескивают. И тут, чуть слышно: снег скрипит. Кто-то идет. А потом, открывается дверь и с улицы вместе с клубами мороза заваливается дед. Он снимает тулуп, потом валенки и, кряхтя, садится к печке: греет ладони, трет их друг об дружку. А бабуля собирает ему нехитрый ужин, как обычно, из того, что мы не съели. А я улыбаюсь, потому что днем еще спрятал в шкафу пряник. Днем бабушка принесла откуда-то из гостей и мне дала. И я спрятал. Думал – дед придет вечером, дам ему попробовать. И вот он пришел, и я ему пряник этот сую:
— На, кусни.
А он:
— Да не-е, ешь сам, я ж сладкое не ем.
И вот, наконец, до меня дошло. Видимо, так оно устроено: старики не любят сладкое. Они все отдают нам. Вот и я теперь отдаю. Постарел, наверное. Хотя мороженое люблю до сих пор. Такое вот, понимаешь, дело».
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Продолжая пользоваться сайтом, вы соглашаетесь с использованием cookie.