Следы падальщика в искусстве

    Нужен был гриф. Для покойника. В смысле – для пастуха, которого убил в жестокой схватке соперник.

    Искать и ловить грифа в дикой природе не представлялось возможным. Но попытку мы предприняли. Нашли Главного по грифам. Он с ходу заявил, что гриф – птица особенная – падальщик – и с ним надо аккуратно.

— У них сетчатка глаза имеет до полутора миллиона светочувствительных клеток в участке глазного дна! – сказал  Главный по падальщикам. — А это значит, что он нашу с вами таблицу для определения остроты зрения рассмотрит с расстояния в два километра.

      Ну что ж. Не доверять такому специалисту оснований не было, и на следующий день мы поволокли в горы труп осла. Оставили там на видном месте и стали ждать. Осел смердел – будь здоров, но стервятников не было. Специалист велел, чтобы мы тут не маячили, а то грифы, мол, чуют подвох. Ну хорошо, решили мы, раз уж грифы такие стеснительные, оставим их один на один с мертвым ослом. Поставили силки и убрались.

      Утром приходим – осла нет. Вокруг – звериные следы. Может, волки. А, может, медведи. На этом же ишаке не написано, что он предназначен исключительно для грифов.

     Отправили за другим. Привезли. Потащили в гору. Положили. Ждем. Никого нет. Чисто. Не то что грифов, даже ворон не видно. Просидели мы так до вечера, да и ушли. Утром приходим – осла нет.

     Та-ак, думаю. Пора закрывать эту гуманитарную помощь, а то мы замучаемся ослов сюда таскать.

     И мы отправились в наш «столичный Алькатрас» – Алмаатинский зоопарк, где тянут свои бессрочные срока несчастные зверюшки. Объясняем тамошнему начальству: так мол и так, нужен гриф. Правила знаем. Сохранность гарантируем. Арендную плату внести готовы. Помогите, люди добрые.

     Начальники отвечают, мол, мы бы и рады помочь, но вы, граждане, явились не совсем вовремя. У грифов сейчас в самом разгаре брачный сезон и птицы заняты воспроизводством потомства, а это, сами понимаете, дело серьезное, требует основательности и полного погружения в процесс. А потому, отвлекать птичек в такой ответственный момент нельзя. Так что приходите через месяц-другой, когда грифы закончат, надеемся с достойным результатом, вот тогда и поговорим.

     А нам деваться некуда. Не можем мы ждать, когда грифы закончат свои немаловажные дела с достойным результатом. Объясняем руководству, что съемки идут. Остановить их никак невозможно: все расписано. И гриф должен исклевать труп пастуха строго в сроки, указанные в календарно-постановочном плане. А это значит в период с 18 по 22 января. И нужен гриф не простой, а надежный, не обязательно красивый, но желательно с кинематографической харизмой, чтобы в кадре смотрелся, и чтобы подозрений никаких не вызывал. Словом, нужен не просто гриф, а – артист.

— А нельзя ли, уважаемые господа кинематографисты, – говорят нам начальники зоопарка, – чтобы ваш труп исклевала какая-нибудь другая птица? Скажем, сойка или афганский скворец?

— Не-ет, – объясняем. – Гриф – птица с прочно устоявшейся репутацией. Авторы, когда сочиняли этот чертов сценарий, понимали о ком пишут.

— А нельзя ли, – заходят тогда начальники с другой стороны, – чтобы гриф исклевал этот ваш труп в конце феврале или начале марта?

— Не-ет, – объясняем. – В феврале у нас запланирован кабан.

— А что должен делать кабан?

— Ничего, – отвечаем. – Его убьют в жестокой драке.

— А за кабаном вы тоже к нам придете? – испугались начальники.

— Нет, – успокаиваю я. – Кабан у нас уже есть и он утвержден. С ним уже репетируют.

— Ну что ж. Все ясно, – говорят нам начальники и предлагают такой вариант.

      Живет у них, оказывается, в самом дальнем углу зоопарка гриф. Вдовец. Лет ему, если честно, никто уже не помнит сколько. Он уже семерых директоров пережил.  Коренной, можно сказать, житель. Пенсионер. Пары у него по понятным причинам нет. Была жена, да померла. Лет двадцать назад. Детей их разобрали по разным зоопаркам по разнарядке. Теперь он доживает жизнь в одиночестве. А поскольку из большого секса он давно ушел, то из детородного списка исключен и в брачных играх уже не участвует.

— Можно попробовать его, – предложили нам.

    Ну что ж. Это даже хорошо, что он «исключен из детородного списка». Зачем, на самом деле, в столь почтенном возрасте отвлекаться на всякие энергозатратные шалости? Отпахал уже свое. Хватает. Пусть другие мудохаются. Зато теперь можно будет полностью сосредоточиться на творчестве и оставить, так сказать, немеркнущий след в искусстве независимого Казахстана.

    С этой мыслью мы отправились смотреть заслуженного ветерана.

    Пришли. Смотрим.

    М-да.

    Время не щадит никого. А уж со вдовствующими грифами… так это просто душераздирающее зрелище. Гриф был совершенно лыс. Перья на худой его шее также отсутствовали. Он сидел на голом камне, ссутулившись и, глядя куда-то вдаль, ничего не видящими глазами. Так он был похож на будийского монаха, пребывающего в глубокой медитации.

— Он хоть летает? – нарушил наступившее общее молчание мой ассистент по живому реквизиту.

— Не знаем, – ответили честно служители. – Может и летает. Ну, должен вообще-то. Он же – птица.

      В прозвучавшем предположении прозвучал смысл, что касается оптимизма, то мы его не услышали. Пришлось утвердить предложенного грифа без кастинга. Престарелого узника поместили в клетку и мы поехали снимать кино. С нами еще отправился сотрудник зоопарка. Инструктор.

— Хоть полетает перед смертью, – сказал он и радостно плюхнулся на переднее сиденье.

     Съемки проходили высоко в горах. Красивейшие места. Снег. Мороз. Звенящий воздух. Ели.

     Приехали. Выгрузились.

     Площадка готова. Камера стоит. Свет горит. Мертвец лежит. Группа ждет. Пьяных пока нет. Ну, чистый Голливуд, черт бы его побрал!

— Мы встанем здесь, – объясняю я инструктору. – Гриф должен описать большой плавный круг, пролететь над теми елками и вернуться обратно. Понятно?

— Еще бы, – отвечает инструктор. – Я лично все прекрасно понял. Осталось объяснить это грифу и вообще не мешало бы выяснить: летает этот тип или нет?

     Грифа вытащили из клетки и привязали к ноге шпагат. На всякий. Где его потом искать? Мертвых ослов таскать больше не хотелось.

     Здесь, конечно, хочется дать волю перу, расписать, так сказать, как гордый хищник, почувствовав свободу, окинул зорким взглядом округу, вдохнул полной грудью мерзлый воздух, расправил крылья и…

     Но я не буду преувеличивать. Я ж – за правду. Гриф сделал пару неуверенных шагов вразвалочку, нахохлился, хмуро уставился на группу и замер. Прошло минуты две. Гриф не летел. Мало того – он даже не двигался. Вроде даже как заснул.

— Ну и че? – подал голос оператор. – Он что, помер?

— Да! Чего он ждет? – вскинулся Второй режиссер. –Почему не летит?

— А хрен его знает, – пожал плечами инструктор. – Откуда ему знать, чего от него хотят?

— Ну так сделайте что-нибудь.

— Щаз, – сказал инструктор и дернул за веревочку.

      Гриф качнулся, но не полетел.

— Может его шугануть? – предложил оператор.

— Щаз, – сказал инструктор и бросил в грифа снежок.

      Гриф расправил жидкие крылья, зашипел и отвернулся от нас, демонстрируя облезлый зад.

— Вот скотина, – ругнулся Второй.

— Скоро солнце уйдет, – предупредил оператор.

— Щаз, – сказал инструктор и ткнул в грифа палкой. Тот сделал еще пару шагов в сторону и снова выключился.

      Съемка медленно накрывалась медным тазом. Продюсер смачно плюнул в снег и закурил.

— А давайте его… запустим? – предложил ассистент по живому реквизиту.

— Что значит «запустим»? – насторожился инструктор.

— Ну, подойдем к краю обрыва и кинем, – ответил ассистент. – Там же обрыв.

— И?…

— Хочешь-не хочешь – полетит.

— А если не полетит? – засомневался инструктор. – Разобьется же к чертовой матери.

— А мы внизу пиротехников поставим, – продолжил ассистент. – Они его поймают если что…

— А если не поймают?

— Да блин! – возмутился вконец ассистент по живому реквизиту. – Он же – не пингвин! Должен летать!

— А чего это мы должны грифа ловить? – возмутился тут бригадир пиротехников. – У нас другая работа. Да и воняет он. Пусть вон каскадеры ловят.

— Ничего с вами не случится! – прикрикнул Второй режиссер. – От вас тоже не шанелем разит. С утра нализамши. А каскадерам сейчас некогда, они работают с кабаном. Так что айда-вперед, будете ловить.

   И мы направились к обрыву. Инструктор со Вторым режиссером и грифом остались наверху. Все остальные спустились вниз. Оператор нашел точку, пиротехники расстелили маты и развернули простыню, которой они собирались ловить грифа. Все приготовились к съемке.

— Скажи им, – предупредил я ассистента, – как только я махну рукой, пусть сразу запускают. Но только, когда махну. То есть по руке, не раньше! Понял?

    Ассистент зычно выкрикнул в мегафон. Эхо трижды повторило его команду. Оператор навел фокус и молча кивнул. Я поднял руку.

— Приготовились! – скомандовал ассистент.

— Камера!

— Есть!

— Плейбек!

— Есть!

— Хлопушка!

— Сцена один, дубль один! тра-та-та! Гриф, летящий на труп!

    Наступила тишина. Все напряглись. Я махнул.

— Дава-а-ай!

    Инструктор из зоопарка раскрутил над головой птицу и швырнул ее в пропасть. Гриф, как скомканный ковер, кубарем полетел вниз. С него в разные стороны посыпались перья. Смотреть на это было страшно.

— Пипец, – не отрываясь от видоискателя, произнес оператор.

     Мы тоже все примерно так и подумали. Но, бедная птичка, видимо, сообразила или ей сильно захотелось жить. Ну, короче, гриф в какой-то момент вдруг расправил крылья, выровнялся и полетел. Вначале он просвистел над нашими головами, затем сделал положенный круг и направился к противоположному склону. Но тут закончилась веревка. Она со звоном натянулась и гриф, как подбитый «Мессершмидт», ушел носом в снег.

— Ну как? – спросил я оператора.

— Пойдет, – кивнул оператор. – Но придется повторить. Второй дубль – золотой.

     Я нагнулся к самому его уху:

—  А если нога оторвется?

—  На два дубля хватит, – также шепотом ответил мне оператор.

     Грифа выкопали из сугроба и бегом потащили снова на горку. Все приготовились ко второму дублю. Я поднял руку. Все напряглись. Я махнул. Инструктор швырнул. Ассистент крикнул. Гриф полетел. Сначала кубарем, потом выровнялся. На этот раз он летел уже увереннее. Но тут снова закончилась веревка. И гриф снова ушел носом вниз. И снова побежали его выкапывать.

— Налетается сегодня старикашка, – предвосхищая события, отметил Второй.

— Да, – согласился с ним оператор. – За весь срок отсидки.

      План парящего символа смерти был, таким образом, снят. Теперь нужен был план того же символа, но уже пикирующего на труп. Эта задача казалась нам невыполнимой. Гриф летал только по прямой и пикировать на труп, скорее всего, не собирался. А шансы объяснить ему смысл сцены фактически равнялись нулю.

       Но тут, слава богу появились каскадеры. Они уже отработали с кабаном и тут же бодренько взялись за грифа. Самым знающим из них оказался Казбек. Он сразу все забраковал:

— Это надо делать не так, — сказал он.

— А как?

— Щаз, – сказал Казбек и смело шагнул к грифу. Взял старика на руки. Тот, видимо, еще не совсем отошел от полетов, тяжело дышал и вращал красными глазами. Его явно укачало.

        Казбек нарезал сырого мяса и запихал грифу в клюв. Потом они занялись поисками художественного решения мизансцены. Мы не стали им мешать. Отошли, чтобы оставить творцов наедине. Издали все их телодвижения напоминали работу кинолога с собакой в поисках наркотиков. Казбек прятал куски сырого мяса в разные щели трупа, а потом начинал их искать. Клювом. То есть – носом. Гриф сидел и наблюдал. Мне хотелось думать, что он критическим взглядом пытается оценить артистизм партнера. Шансов на грифову сообразительность было маловато, но к моему удивлению, он вдруг тоже принялся искать мясо. То есть, буквально – совать нос куда попало. То есть – клюв. Выглядело вполне себе живописно: стервятник раздирает мертвую плоть.

— Можно снимать, — сказал Казбек, сунул уже по-свойски грифа под мышку и полез с ним в гору. Оттуда он должен был его запустить.

        Все разбежались по местам и заняли позиции. Я с оператором у камеры. Второй режиссер – за мной. Хлопушка у объектива. Казбек с грифом уже стоял на вершине горы. Ждал команды.

— Я махну рукой, – сказал я ассистенту.

      Тот громко скомандовал эху.

      Эхо повторило команду трижды.

      Я махнул.

      Казбек запустил.

      Гриф высокохудожественно спикировал на труп и стал кинематографично его раздирать.

— Ну как? – спрашиваю у оператора.

— Класс! – отвечает он. – Но второй дубль – золотой.

— Хорошо, – удовлетворенно потер я руки, и мы быстренько приготовились ко второму дублю.

      Оператор кивнул.

      Я махнул.

      Ассистент:

— Давай!

      Казбек:

— На!

      Хлопушка – хлоп! Гриф на труп – шмяк!

      Сняли. Но в кадр залез чей-то джип на заднем плане. А по сюжету события происходят во втором веке до нашей эры. Джипов тогда не было. Даже таких старых. Группа вволю отвела душу на хозяине джипа. В список проклятых вошли не только ближние, но и все дальние родственники по материнской линии. Хозяин джипа внимательно выслушал все пожелания и молниеносно убрал машину из кадра.

      Приготовились к третьему дублю.

      Но тут туча закрыла солнце.

      Группа сразу заскучала. Сели курить.

      По небу поплыли облака разной конфигурации. Подул легкий ветерок. Шофера сдвинули в круг ящики и раскинули карты. Гримерши сели вязать носки. Каскадеры со скуки стали бороться. И тут, открылось солнце. Все побросали свои дела и спешно разбежались по своим позициям.

      И тут гриф… никуда не полетел.

— В чем дело?! – заорал я. – Почему он не летит?!

— Наелся, – отвечает Казбек. – Сытый.

— Да и мясо кончилось, – добавил ассистент по живому реквизиту. – Он все сожрал, скотина.

      Я вижу, как у оператора багровеет затылок. Второй сует в рот сигарету задом наперед. Понять их можно. Солнце садится. Группа мерзнет. Гриф обожрался так, что не может взлететь. А нам надо снять еще целую сцену.

— А давай тогда «крупняк»? – предлагает Второй. – План летящего у нас есть?

— Ну?

— Сменим объектив и станем ближе к трупу.

— Ну?

— Казбек бросит эту сволочь на покойника.

— Ну?!

— Что – «ну?!» — взбесился Второй. — А там, на монтаже склеим. Через темное небо.

— Гениально!

      Мы сменили точку. Установили камеру вплотную к трупу. Казбек с грифом забрался на стремянку позади нас. По команде он должен был бросить грифа на труп.

— Приготовились! – звучит команда. — Камера!

— Есть.

— Плейбек!

— Есть.

— Хлопушка!

— Сцена тра-та-та… Дубль тра-та-та… Гриф раздирающий труп…

— Дав-а-а-ай!

      Казбек кидает грифа на труп.

      Гриф расправляет крылья и приземляется аккурат на голову оператору.

— … твою мать… мать-мать-мать! – повторяет за оператором эхо.

     Трехэтажный пассаж слово в слово повторяет за эхом вся группа.

     Тут гриф неожиданно отвязывается и с диким ором бежит в горы. Именно не летит, а убегает. За ним во все стороны летят пух и перья. Казбек, проваливаясь по колено в глубокий снег, устремляется за ним.

— Стой, предатель! Куда-а?!

     На помощь Казбеку бросаются все остальные: каскадеры, декораторы, гримеры. Замыкают группу преследователей – пиротехники с простыней. Гриф скачет по склону вверх и орет дурным голосом.

— У него сейчас может случиться инфаркт, — произносит кто-то меланхоличным голосом.

     Я оборачиваюсь. Рядом со мной стоит инструктор из зоопарка.

— У Казбека? – спрашиваю. 

— Нет, – отвечает. – У грифа.

— Да?! – ехидно вставляет Второй. – А инсульта у него не может случиться?

— У него уже был, – холодно отвечает инструктор. – Даже два.

— Оно и видно! – срывается Второй. – Не может с трех метров в труп попасть! Идиот!

— У него плохое зрение, – слабо огрызается инструктор.

— А как же таблица умножения?! – еще больше распаляется Второй, путая разные таблицы. – Нам говорили, что он видит ее с двух километров!

— Ну когда-то видел, – уклончиво отвечает инструктор.

     Ну что есть добавить? Грифа в тот день мы все-таки отсняли. К вечеру, усталые, но довольные – мы пожали руку инструктору и поблагодарили за сотрудничество. Гриф, как мне показалось, с великой радостью полез к себе обратно в клетку. Видимо, тюрьма за все эти годы, стала ему намного ближе желанной свободы. 

     Не могу ручаться, но, полагаю, ему в какой-то мере повезло: будет что вспомнить и рассказать своим товарищам по неволе. И след свой немеркнущий в искусстве независимого Казахстана он все-таки оставил. А это, согласитесь, дано не каждому… грифу.